Контакт первой степени тяжести - Страница 77

– Начальство себе позволяет все, ничего не стесняются! – ответил летчику напарник.

– Нет, ты подумай: вот крохоборство-то! Машину лишнюю жалко нанять на свадьбу! На УАЗе, на котором пьянь по вытрезвителям развозят, дебоширов… – Летчик открыл форточку вертолета и с чувством плюнул – против ветра.

– Им можно, а нам – не смей! – летчик, резко толкнув сектор газа вперед, сплюнул в сердцах вновь, на сей раз более удачно – попав прямо в лицо напарнику по хитрой кривой – из-за бушующих внутри кабины воздушных вихрей.

Вертолет, подгазованный летчиком, засосал двигателем обогатившуюся смесь, завыл, оглушающе загрохотал лопастями и понесся прочь – к Загорску и к Москве.

* * *

Подрулив к Лавре, разукрашенный кортеж остановился.

Первым выскочил из «воронка» сержант Капустин и, отперев дверь изолятора, выпустил на свободу Белова. Сразу после этого таксист Трофимов открыл заднюю дверь такси, выпуская невесту.

– Браслеты сняли бы, – сквозь зубы процедил Белов.

– Нет-нет, – ответил Калачев. – Имеем опыт, вы простите.

– Вы не галантны, – заметил Белов. – Признания будут, а уж раскаяние – извините-подвиньтесь.

– Что ж? – Калачев пожал плечами. – Я думаю, мы обойдемся одними признаниями.

– Смотри-смотри! – оживилась толпа посетителей Лавры. – Во нынче-то женихов как к венцу-то привозят!

* * *

Богослужение шло торжественно и степенно – как по маслу.

Оперативники – Капустин и его напарник – стояли с лентами через плечо: «свидетель жениха», «свидетель невесты»… Старший инспектор Калачев накинул на себя ленту с надписью «посаженый отец», ну а водитель «воронка» взял себе ленту «шафер», объяснив свой выбор так:

– Ну, «шафер» и «шофер» почти одно и то же.

Таксист Трофимов, закупивший все это великолепие, не устоял перед соблазном надеть на себя все остальные ленты, и, таким образом, он выступал сразу как «дружка», «тамада», «распорядитель» и даже как «посаженая мать».

«В российской жизни так мало, в сущности, искрящегося, пестрого веселья, почти не осталось, нет карнавалов, и Масленицы нет как таковой. Пасха? Нет-нет! Нет больше настоящих праздников», – подумал Калачев и, вздохнув, поправил на себе ленту.

Легкая заминка, впрочем, наступила при выполнении обряда обручения – непосредственно. Однако все обошлось, так как наручники вполне позволили жениху, поддерживая одной рукой руку невесты, другой рукой надеть кольцо.

Ну и, пожалуй, поцелуй гляделся отчасти странно: Белову пришлось, подняв сцепленные руки, опустить их на невесту – как бы заключив ее в своеобразный обруч – кольцо своих скованных рук.

– «Ненадежнее было бы рук твоих кольцо…» – прошептала Лена на ухо Белову.

– «Покороче дорога бы, может, мне легла», – так же тихо ответил Белов.

* * *

– К церкви жених и невеста подъезжают в разных экипажах, а уж из храма, муж и жена, в одном! – изрек таксист Трофимов.

Прапорщик Капустин предусмотрительно распахнул дверь «воронка» перед молодыми.

– Ах, прекрасно! – восторженно закрякали дамы в толпе. – Высший стиль! Придумать же такое! Невероятно!

– Позеленею щас от зависти! – одна из дам обернулась к своему мужу, стоявшему с бутылкой пива в одной руке и видеокамерой в другой. – Ты смотри, смотри, пень, учись, как люди живут!

– Да, – согласился муж и отхлебнул пивка вволю. – Богатые тоже плачут.

* * *

Усевшись поудобней на скамейку в «воронке», Белов двумя руками принял из рук Лены откупоренную бутылку с пенистым шампанским. Отпив, он сквозь решетку обратился к Калачеву:

– Смешно это на вас гляделось: «посаженый отец». «Сажающий отец» – было бы более кстати. А посаженым отцом буду я. Вот сейчас посадите. Осталось еще, правда, отцом только стать.

– Да. Свое-то вы теперь получили, – ответил Калачев, – как бы мне теперь в лужу с этим спектаклем в Москве-то не сесть. А то выйдет сон в руку: «посаженный в лужу отец всем подследственным». У нас-то есть любители любое хорошее дело сделать образцово-показательным процессом. – Повернувшись к «шаферу», Калачев распорядился: – Теперь в Москву. Петровка, тридцать восемь.

– А почему вы меня везете не к Власову, в прокуратуру? – спросил Белов.

– Там нет двухместных камер.

Машина тронулась и запетляла по Сергиеву Посаду, стремясь на Ярославское шоссе.

– Не понял я вас что-то, – забеспокоился Белов. – Вы Лену тоже, что ль, посадите?

– Да нет, конечно, – ответил Калачев и замолчал.

* * *

Машина выехала на шоссе. Мелькнул голубой щит: «Москва – 62 км».

– Я свадьбу, круиз, а также медовый месяц обеспечить, ясно, не смогу вам, – прервал молчанье Калачев. – А ночь – одну… Считайте – мой подарок к свадьбе.

Белов обменялся взглядом с Леной, улыбнулся. Затем он постучался к Калачеву:

– Пожалуй, я раскаюсь, Иван Петрович!

– Да это ладно! – отмахнулся Калачев. – Меня другое беспокоит: я сейчас уж боюсь того, что вам и раскаиваться-то не в чем, а значит, нам-то с Власовым – придется… Даже не знаю что.

* * *

Мелькнул придорожный щит «Добро пожаловать в Москву!», замелькали башни многоэтажек, кварталы, микрорайоны, месиво снующих и мигающих автомобилей, дрожащий раскаленный воздух, какие-то потерянные, мечущиеся люди, лотки с бананами, банки «пепси», мусор, деньги, грязь, газеты, хлеб в руках пенсионерки, торгующей укропом, нищие, газетчики, уроды, ящики, тележки, цыгане, офисы, ларьки, слепые музыканты, пиво, ветер, выхлоп, пыль, часы под крышей, светофор на перекрестке…

– Ты спишь? – его толкнула Лена.

Белов промолчал. Он и не спал. Он снова вспомнил вдруг, как тогда, двадцать четвертого августа, они с Борькой Тренихиным подъезжали к Москве.